— Нам еще далеко? — спросила она.
— Далеко? — переспросил Рик, который тоже сидел тихо и о чем-то думал. Его задумчивость насторожила Рамону. — Да нет. Скоро приедем.
— Понятно.
Сердце Рамоны забилось в предощущении чего-то приятного. Она вспомнила про маленький револьвер, давно подаренный Фрэнком, который держала под сиденьем. Стрелять ее тоже научил он, а завершил ее образование в этой сфере Поль, дядя Гая. Когда они поженились и приехали в Париж, он поселил их у себя, на улице Жака Оффенбаха. Сам он жил в загородном доме.
— Ты настоящая американка, Рамона, — сказал Поль. — В тебе нет ничего европейского. Я уверен, все твои предки отлично владели оружием.
— Я тоже стреляю, — сообщила Рамона и посмотрела на Гая.
— И гораздо лучше меня, — галантно уточнил он.
— Хвалю за честность, Гай. Я хочу показать вам, друзья, одну невероятную коллекцию. Эти револьверы вернулись с того света. — Поль серьезно посмотрел на Рамону. — Мой отец закопал их перед приходом немцев в Париж в саду, а после войны выкопал. Они великолепно сохранились.
— А какой фирмы эти револьверы? — заинтересовалась Рамона.
— «Форе Лепаж». Известная французская фирма, ей больше двух сотен лет. Между прочим, она живет и процветает до сих пор. Могу сводить в магазин, у них там можно пристрелять оружие. Собирайтесь! — импульсивно скомандовал Поль.
Рамона потрясла не только мужа и его дядю, но и служащих фирмы «Форе Лепаж».
— Отличный глаз! — похвалил Поль по-английски и добавил по-французски: — Эти американцы, они в младенчестве сосут не соску, а дуло револьвера!
Потом, когда Гай ей перевел, Рамона разозлилась.
— Неужели европейцы представляют нас такими первобытными?
— Все, кроме меня! — веселился Гай. — Но что тебе до них? Я единственный, кто тебе нужен…
— Почти приехали, — услышала Рамона голос Рика и от неожиданности вздрогнула. Любая дорога располагает к воспоминаниям, потому что, куда бы ты ни ехал, ты всегда уезжаешь от прошлого. Даже когда пытаешься в это прошлое вернуться. — Поворачивай вправо.
— На эту узкую тропу?
— Она только кажется узкой, — заверил Рик.
— Значит, ты был здесь?
— Не раз, — бросил он, и у Рамоны сжалось сердце в предчувствии чего-то…
Ветерок шевелил волосы, запахи, которые он приносил с раскаленного солнцем глинозема, пробудили воспоминания.
Они с Фрэнком катят по такой же плоской равнине. Но близится вечер, ее сердце бьется чаще, чем обычно. Потому что в этот вечер Рамона собралась победить себя.
— Фрэнк, я увижу летучих мышей?
Он засмеялся.
— Конечно.
— Мне надо сидеть тихо-тихо?
— Нет, они не пугливые.
— Я… — Рамона осеклась.
Она хотела поделиться с Фрэнком своим тайным желанием: убедить себя и его, что она на самом деле не боится летучих тварей. Поэтому она решила пойти на плантацию агавы одна, поздно ночью, раскинуть сетку — Рамона уже присмотрела у Фрэнка в кладовке старый гамак с мелкими ячейками, — наловить мышей на соседней плантации и выпустить на плантации Фрэнка. Конечно, придется сесть на велосипед и крутить педали в темноте, но Рамона уже проверила, как горит велосипедная фара, и накачала шины.
— Ты ведь внучка настоящего мачо. — Фрэнк подмигнул ей, и у Рамоны не осталось сомнений: она справится.
«Ты внучка настоящего мачо»…
Она искоса посмотрела на Рика. Сейчас он показался ей совсем мальчишкой, чуть старше Патрика. Так что ж, она станет подчиняться и его воле тоже?
Кровь Рамоны вскипела, ладони закололо, и она вспомнила выражение «руки чешутся». Вот, значит, как это бывает. Сейчас ее руки не просто чесались — они зудели, горели. Выходит, она такая, что любой мужчина способен подчинить ее своей воле? Даже такой сопляк, как Рик?
Они достали ее, они везде, куда ни сунься, даже в кулинарном журнале, который она недавно послала ко всем чертям. Там мужчины руководили даже кулинарным отделом! Ей надоело спорить с ними о том, какое вино рекомендовать к фруктовому торту, а какое к творожному. Она выставила из дому мужа — а как еще можно назвать вынужденный отъезд Гая в Париж? Конечно, нашелся благовидный предлог — проследить за виноградниками, за лозой новой селекции. Во время посадки, роста и сбора урожая. Она кричала на Гая, требуя, чтобы он не возвращался в Сакраменто до осени. Она вынудила даже Патрика улететь на подводную охоту раньше времени.
Зачем?
Она хотела вернуться к себе самой. Уйти из-под власти всех мужчин. И вот — на тебе!
Даже сидя за рулем своего любимого гиганта, подчиняя себе четыре сотни лошадей — это столько, что конюшня с ними заняла бы пол-Мексики, — она подчиняется какому-то парню? Только потому, что он мужчина?
Рик между тем весело насвистывал мелодию из модного бродвейского мюзикла, откинувшись на спинку своего кресла и закрыв глаза.
— Я немножко вздремну, — проговорил он, прерывая мелодию. — Я хорошо поел, теперь приятно соснуть.
Перед глазами Рамоны возникла похожая картина: Гай, выбираясь из-за стола в выходной и довольно улыбаясь, что-то мурлычет себе под нос, потом говорит:
— Я так хорошо расслабился. Пойду прилягу.
Уже не думая, Рамона круто повернула руль вправо и нажала на тормоз. Потом наклонилась и сунула руку под сиденье. Пальцы безошибочно накрыли нагревшийся металл. Рамона выдернула револьвер и направила дуло в лицо Рика.
Она проделала все это мгновенно, но Рик открыл глаза от толчка. Ему в глаза уставилось дуло «барракуды».
— Т-ты что? — заикаясь, пролепетал он, импульсивно отшатываясь и хватаясь за ручку дверцы.